ЮрИнфоР >>> Электронная библиотека >>>

Оружием слова. Осуждение Катилины

Л. М. Колодкин, профессор, доктор юридических наук.

"До каких пор, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением? Сколько может продолжаться опасная игра с человеком, потерявшим рассудок? Будет ли когда-нибудь предел твоей разнузданной заносчивости"? Гробовая тишина царила в зале. И только голос Цицерона гремел под сводами храма. Оратор обращался к одиноко сидящему на скамье сенатору Катилине, и в каждом слове звенел металл.

"Тебе ничто, как видно,  — вопрошал консул,  — и ночная охрана Палатина, и сторожевые посты,  — где? В городе! И опасения народа, и озабоченность всех добрых граждан, и то, что заседание сената проходит в укрепленном месте,  — наконец, эти лица, эти глаза? Или ты не чувствуешь, что замыслы твои раскрыты, не видишь, что все здесь знают о твоем заговоре и тем ты связан по рукам и ногам? Что прошлой, что позапрошлой ночью ты делал, где был, кого собирал, какое принял решение,  — думаешь хоть кому-нибудь из нас это неизвестно?",

Далее речь консула напоминает процесс обнажения меча. После патетического возгласа "О, времена! О, нравы!"речь приобретает характер угрозы: "Нет, Катилина, на смерть уже давно следует отправить тебя консульским приказом..." Оратор вспоминает исторические примеры расправы над возмутителями спокойствия. Вспоминая расправу сенаторов во главе с Публицием Сципионом Назика над трибуном и реформатором Тиберием Гракхом в 133 году до новой эры, убийство начальником конницы Гаем Сервилием Агалой в 439 году до новой эры Спурия Мелия, пытавшегося реставрировать монархию, Цицерон дает понять Катилине, что при бездействии консулов могут появиться люди решительные и беспощадные.

Сенат предоставил консулам чрезвычайные полномочия. А они бездействуют. Почему? "Мое глубочайшее желание,  — говорит Цицерон,  — не поддаваться гневу и раздражению. Мое глубочайшее желание — в этот опасный для республики час сохранить самообладание и выдержку". В этих словах моральное превосходство, нравственная победа представителя власти над мелким и подлым интриганом. Но это благородство оборачивается недопустимой беспечностью. Дело зашло слишком далеко и превышает всякие пределы терпимости.

Далее оратор подробно излагает известные ему дела заговорщиков: мятеж в Этрурии, попытка захватить город Пренесте, ночное сборище в доме Марка Леки на улице Серповщиков и направление убийц к дому законно избранного и наделенного чрезвычайными полномочиями консула, формирование групп погромщиков и поджигателей Рима. Цицерон громоздит одно обвинение за другим, и тем не менее очевидно, что далеко не все верят в справедливость этих обвинений. Оратору явно не хватает фактического материала, но он не желает и не может огласить источники информации, такие, как анонимка, адресованная Крассу, и заменяет конкретность патетикой. И надо отдать ему должное — делает это блестяще.

"Боги бессмертные! Есть ли где народ,  — обращается Цицерон к сенаторам,  — есть ли город такой, как наш? Что за государство у нас? Здесь, среди нас, отцы сенаторы, в этом священнейшем и могущественном совете, равного которому не знает круг земель, здесь пребывают те, кто помышляет о нашей общей гибели, окружении этого города и чуть ли не всего мира. А я, консул, смотрю на них, прошу высказать мнение о положении государства и тех, кого следовало бы поразить мечом, не смею беспокоить даже звуком своего голоса!"Цицерон говорил так, что никому и в голову не приходило, что его речь тщательно продумана заранее; казалось, что он импровизирует без подготовки, на самом деле он был так подготовлен, что слушатели не могли не стать жертвой его красноречия.

Никакая часть содержащегося здесь текста ни в каких целях не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то электронные или механические, если на то нет письменного разрешения АО "Центр ЮрИнфоР".

(Размещено 13 апреля 2011 г.)